Читать интересную книгу Сны во сне и наяву. Научно-фантастический роман - Александр Тебеньков

Ночи на субботу и воскресенье Нина проводила дома и кошмарно не высыпалась, хотя старалась все равно взять свои восемь часов сна.

Глава 3

1

Новизна быстро кончилась, настали будни нового образа жизни.

Юре уже через неделю приелось заглядывать сочувственно в глаза, лишь только она переступала утром порог, и спрашивать проникновенно, чуть не со слезой: «Ну, как? Выяснили, в чем дело?»

Баринов вышел проводить ее к автобусу.

Утреннее солнце сидело на крышах домов. Розы в цветнике пахли все сильнее, наполняя ароматом небольшой, закрытый со всех сторон кустарниками и деревьями двор.

Вопреки уверениям, что работать он привык в основном по ночам, выглядел Баринов неважно. Нина про себя даже пожалела его. Чего ради так изводиться? Неужели мало сотрудников, или он им не доверяет? Или думает прямо вот так, с ходу, понять и объяснить то, что с ней происходит?..

Они шли неторопливо, перебрасываясь округлыми, ничего не значащими фразами – небо сегодня будто вымытое; а дышится-то как хорошо ранним утром; да, жары пока нет…

На безлюдной остановке он, не дожидаясь автобуса, протянул руку:

– До свидания, Нина Васильевна.

– До свидания, Павел Филиппович. До вечера.

– Да, до вечера. Только я хочу вас попросить – приходите сегодня пораньше, пожалуйста. На часик. Сможете?

– Конечно.

– Вот и прекрасно. – Он улыбнулся, кивнул и пошел назад.

Нина смотрела ему вслед. Усталой походкой он шел по свежеподметенному и вымытому асфальту, слегка сутулясь и чуть заметно приволакивая правую ногу.

В его кабинете появился узкий и высокий шкаф.

Демонстративным движением Баринов открыл перед ней глухую полированную дверцу, из шкафа противно дохнуло новой мебелью. В темном и пустом чреве на средней полке сиротливо приютились две небольшие картонные коробки и красная коленкоровая папка для бумаг.

– Этот глубокоуважаемый шкаф для вас, Нина Васильевна. Вернее, для материалов вашего обследования. А вот и первые ласточки.

Внутри коробок лежали рулоны линованной бумаги из самописцев.

– Итак, что мы имеем на сегодня, – развязывая тесемочки папки, Баринов опустился в кресло. – Ваш сон, как вы знаете, мы фиксируем по тридцати двум каналам телеметрии. Пишем ваши энцефалограммы, кардиограмму, замеры температуры и биопотенциалов на отдельных участках тела, еще кое-что. Словом, почти полный набор параметров, которые мы можем не только замерить, но и худо-бедно понять и объяснить. Мы с вами отработали двенадцать ночей, в общей сложности около ста часов чистого сна. Здесь, – он похлопал ладонью по красной папке, – здесь протоколы. Помня наш уговор… Будете сами читать, или мне лучше коротенько прокомментировать, что и как?

Нина неопределенно пожала плечами.

– Ну, хорошо, – он раскрыл папку и, повернув, пододвинул ее по гладкой поверхности стола к Нине.

«Протокол №1, опыт 24/84.» – Прочитала она. – «Испытуемый: Афанасьева Нина Васильевна, 34 года. Ответственный за опыт: ст. лаборант Костикова Л. Начало: 23 часа 11 минут 28 мая. Конец: 7 часов 02 минуты 29 мая.»

Дальше шел перечень аппаратуры, потом сплошная таблица с десятком граф. Понятны были только две – «Время» и «Примечания». Шапка протокола и графы таблицы были заполнены одним почерком, по школьному округлым и аккуратным. Нина наугад прошлась по примечаниям, выхватывая отдельные фразы: «повернулась на правый бок», «левой рукой поправила одеяло», «два раза кашлянула»…

– За мной наблюдают? – Нина подняла голову.

– Да, конечно. Разве я не говорил? Кроме снятия телеметрии на первых порах ведется и непрерывное визуальное наблюдение.

– Впрочем, – Нина облокотилась о стол, – какая разница. Назвался груздем… Рассказывайте, Павел Филиппович, что уж там.

– Разрешите, – Баринов осторожно потянул папку из-под ее рук. – Вот здесь, в конце, выводы. И вот какая закавыка получается, дорогая Нина Васильевна: ничего интересного мы у вас не обнаружили. Ни-че-го!.. Абсолютно все в норме – начиная от артериального давления и кончая режимом потоотделения. Во время сна, разумеется. Нормальней нормального, хоть в космонавты! Отклонений никаких. На энцефалограммах совершенно четко прослеживаются все пять фаз, включая и фазу сна «парадоксального». Косвенным путем это подтверждает и другая телеметрия. Будить вас, чтобы получить прямое подтверждение, на начальном этапе не стали. Вы за это время не видели ни одного «вашего» сна?

– Нет. Я бы сказала.

– Нет-нет, это я так, чисто риторически… Так вот, «ваших» снов вы не видели, все они были обыкновенными. Однако сто часов – уже статистика. Поэтому я решаю первую серию экспериментов на этом закончить. Контрольную, тоже из двенадцати ночей, проведем позже, а сейчас начинаем следующий этап. Попробуем воздействовать на вас химией.

– ЛСД?

– Нет, пока рановато. Пока более приятное. Или – менее неприятное, формулировку выбирайте сами, – усмехнулся Баринов. Он посмотрел на часы. – Итак, двадцать два тридцать пять.

Он достал из тумбы стола широкогорлую мензурку. Из холодильника появилась бутылка апельсинового сока, блюдечко с нарезанным лимоном и колба с бесцветной жидкостью. Все это он поставил перед Ниной и, сделав приглашающий жест, сказал:

– Прошу вас.

– Что это?

– In vino veritas*. Перевести?

– Не надо. Но зачем?

– Требуется немного расшатать вашу нервную систему. Начинаем с самого простого, но эффективного – алкоголя. Мы говорили об этом. Так вот, в программе второй серии вы будете в течение двух недель принимать по пятьдесят граммов спирта за полчаса до сна. А даже легкое алкогольное отравление резко нарушает работу головного мозга, вот мы этим и воспользуемся. Как говорится, начинаем гонять ваш мозг на разных режимах.

– Я ведь предупреждала, Павел Филиппович, сны мне иногда не снятся месяцами, а иногда я вижу их по два-три за неделю.

– Ничего, ничего, Нина Васильевна. Мы люди терпеливые, будем работать – результат появится… А тут не беспокойтесь, все по науке. Чистейший спирт, медицинский.

– Я вообще-то…

– Тогда я вам разбавлю. Фифти-фифти, пятьдесят на пятьдесят.

Серия «пьяных» ночей закончилась тоже ничем. Нина стала даже чувствовать определенную неловкость своего положения, чуть ли не вину, что вот, мол, отвлекает она занятых людей от дела, а результатов – ноль. К Баринову с такими мыслями она обратиться не посмела, но как бы ненароком, «кстати, о музыке», поделилась ими с Александрой Васильевной, его заместителем.

Нину готовили ко сну – оклеивали датчиками, брали кровь из пальца, измеряли давление… Александра Васильевна стояла, наблюдая, рядом.

– Ниночка, успокойтесь, пожалуйста, и не берите в голову, – строго и внушительно сказала Александра Васильевна, сразу все поняв. – Мгновенных результатов в науке не бывает. Наработаем статистику – тогда и поговорим.

2

Следующая неделя была объявлена контрольной. Ночь на понедельник прошла обыкновенно, а утром во вторник Нина смогла по протокольным записям узнать, как это выглядит со стороны.

…Дежурила Сталина Ивановна, пожилая полноватая женщина. Она работала у Баринова с незапамятных времен и слыла самой опытной лаборанткой. С первых дней она почему-то прониклась к Нине неприкрытой симпатией, окружила ее такой заботой и вниманием, что поначалу это даже настораживало. Однако довольно быстро Нина научилась воспринимать ее достаточно безболезненно, в том числе, и в больших дозах. Сталина Ивановна любила и умела поговорить, и, говоря обо всем, талантливо умела не сказать, практически, ничего. А Нина и раньше замечала, что люди избыточно, так сказать, разговорчивые, вызывают больше доверия, чем молчуны. Пусть их зачастую меньше уважают, но зато и меньше опасаются – трудно предположить, что у болтунов могут быть еще какие-то мысли, кроме тех, что они беспрерывно исторгают.

Нина уже не испытывала неловкости от того, что спать приходится ложиться не дома, не в гостинице или пансионате.

Две молоденькие лаборантки закончили свои дела и ушли. Сталина Ивановна прервала очередной обзор последних событий, еще раз проверила крепления датчиков, заставив Нину поворочаться с боку на бок, запустила самописцы и, пожелав спокойной ночи, выключила верхний свет. Сама же монументально устроилась в кресле у столика вблизи изголовья кровати, поправила ночник, чтобы он светил только на раскрытый лабораторный журнал, налила из громадного термоса свою первую чашечку крепчайшего кофе без сахара…

Логично полагая, в два часа двадцать четыре минуты пополуночи она сидела в той же позе, когда заметила, что дыхание Нины резко участилось. Следом за дыханием стал меняться пульс. Почти стенографически она делала записи в журнале, аккуратно фиксируя в соответствующей графе время – с точностью чуть ли не до секунды – и не забыла дать сигнал в «дежурку», что происходит нечто, выходящее за рамки обычного.